Павел Дмитриевич был мужик правильный: в Бога верил, не пил, не курил, не матерился, грамоте разумел – в своё время окончил 3 класса церковно-приходской школы. В Сибирь дядя Паша попал по доносу: кто-то «настучал» куда следует, что он в разговоре с сельскими мужиками похвалил американскую сенокосилку. Вот и маялся дядя Паша который год в тайге на лесоразработках.
В тот день решил он после работы сходить в лес, чтобы выбрать слеги для забора. Тайга-то – она, конечно, большая, и слег в ней — немерено, но место возле посёлка было довольно болотистое. Поэтому решил дядя Паша слеги нарубить, в штабель сложить да до зимы в лесу оставить. В сентябре болотинки подмёрзнут, тогда можно будет слеги до дома лошадью отволочь; ну, а уж по весне — хлысты шкурить да забор новый ладить.
Шёл Павел Дмитриевич по тайге медленно, сторожко — старался ступать как можно тише. Тайга кругом стояла густая, а зверя в том году шибко много было: матёрые волки даже днём без опаски в село забегали – у кого собачку зазевавшуюся утащат, у кого овцу зарежут, у кого кур передавят. А порой и медведь к домам приходил.
В тайге было тихо: птицы уже бросили петь, и даже сороки молчали. Вдруг дядя Паша услышал звук – странный такой, дребезжащий. «Дрынннннь», — доносилось от реки, и было это ни на что не похоже – ни на крик живого существа, ни на звон пилы лесозаготовителя. Остановился мужик, прислушался – вроде тихо. «Поблазнилося» — подумал он и решил идти дальше, но странный звук повторился, а потом ещё раз, и снова. Павел Дмитриевич постоял, послушал. Стало ему интересно: что же это такое дрынькает?
Он крадучись пробирался к реке, стараясь не хрустнуть ненароком сухой веткой. Река здесь была довольно широкая и небыстрая, поэтому несла свои воды совершенно бесшумно. Довольно густой сосновый лес подходил почти вплотную к речному обрывистому берегу, и за толстенными стволами можно было легко спрятаться и незаметно подобраться к самому краю обрыва, откуда и доносились странные звуки.
Дрыньканье раздавалось уже совсем рядом. Дядя Паша потихоньку выглянул из-за ствола и увидел… здоровенного медведя: косматый бурый зверь сидел на земле возле сломанной сосны. Видно, в дерево попала молния, и было это совсем недавно — хвоя на ветках оставалась ещё зелёной. Толстый ствол сломался в полутора метрах от земли, и его остаток стоял, крепко держась за почву мощными корнями. На этом обломке с одного края торчала большая щепа, которая и издавала странные звуки. Но звуки эти рождались не сами собой: медведь цеплял щепу чёрными когтями, немного оттягивал на себя — и резко отпускал. «Дрыннннь», — пела, вибрируя, щепа, а медведь сидел, наклонив голову набок, и слушал это пение с явным удовольствием.
Стоял-стоял Павел Дмитриевич, смотрел-смотрел на медведя, и пришло ему в голову над этим музыкантом созоровать (о чём только взрослый мужик думал?). Набрал он полную грудь воздуха да как гаркнул во всё горло! Подскочил медведь, как мячик, коротко рявкнул — и помчался в тайгу, оставляя за собой на траве вонючий след. Понял тут дядя Паша, что со зверем «медвежья болезнь» приключилася – так всегда случается, когда медведь вдруг чего-то очень сильно напугается.
Про слеги дядя Паша и думать забыл: побежал в село мужиков звать на помощь. Собрались, кто был свободен; взяли топоры, ножи, мешки и пошли туда, где медведь музыкой занимался. Когда пришли к речному обрыву, долго медведя искать не пришлось: лежал он недалеко, среди сосен, на пузе, широко раскинув лапы – околел со страху. Освежевали мужики тушу, сложили мясо в мешки и потащили в село. А за слегами Павел Дмитриевич в другой раз пошёл.