Кризис поставил многих людей, лишившихся работы, перед небогатым выбором: промотать выходное пособие в Таиланде, повеситься на кухне, пойти на биржу труда. Михаил Казиник, безработный журналист, отправился в Сомали, известное тем, что там постоянно идет война, промышляют пираты и царит беззаконие….
Сомалийцы никогда не едят мясо черной овцы. Лучшим — и самым редким — считается мясо белой. Черноголовые овцы, которых в Сомали большинство, считаются чем-то вроде приемлемого компромисса. Среди многочисленных изображений коров на стенах Лаас-Гиль иногда встречаются жирафы. Они действительно жили на этих территориях в десятом тысячелетии до нашей эры, однако впоследствии ушли на юг.
Виза
На окраине Аддис-Абебы в районе посольств и особняков, я искал посольство Сомалиленда — одного из двух непризнанных государств, образованных на территории разбитого войной Сомали. Здесь, в Эфиопии, посольство Сомалиленда выдавало визы всем желающим — смазанный штамп ценой в сорок долларов. Два раза я выходил к голубому флагу официального посольства Сомали. Наверное, можно было набраться наглости и спросить у них, как найти представительство Сомалиленда. Но это выглядело бы такой же наглостью, как позвонить, скажем, Патрушеву и спросить у него телефон Закаева. Зелено-бело-красный флаг Сомалиленда был обнаружен на оборотной стороне вывески посольства ЮАР. «Мне нужна виза», — сказал я девушке, пересчитывающей большую сумму американских долларов. За ее спиной висела туристическая карта достопримечательностей Сомалиленда. По всей карте были рассыпаны изображения полудрагоценных камней. «У нас очень богатая страна», — сказала девушка и отвела меня к послу. «Журналист?» «Дизайнер», — соврал я. «Как будете добираться до нас?» — «Автобусом через Эфиопию». — «Цель?» — «Посмотреть Сомали». — «Сомалиленд!» «Да, конечно, — поправился я. — Сомалиленд». «У нас очень богатая страна, — сказал посол. — Вы многое увидите, когда будете путешествовать по Сомали». «По Сомалиленду», — поправил я. «Да-да», — сказал посол и поставил на визу свою роспись.
Затопленные корабли в гавани Берберы способны напомнить о том, что когда-то это был крупный рыболовный порт
Транспорт
На границе мне поставили выездную печать и махнули рукой. Я пролез под шлагбаумом и вышел из Эфиопии. Под ржавым навесом, сделанным из распрямленных консервных банок, я получил въездной штамп. «Добро пожаловать в Сомалиленд», — сказал пограничник. «Мне нужно в столицу, — сказал я. — В Харгейсу». Пограничник поднял палец в сторону скопления ржавых машин. Их было три или четыре. Все белого цвета, все с правым рулем, все «Тойота Марк-2». В каждой из машин было по три ряда сидений. На двух задних сидели по четыре человека, на пассажирском месте рядом с водителем садились двое. Это были лучшие места, единственное неудобство которых заключалось в том, что сидевший ближе к водителю, должен был время от времени поднимать правую ногу — в те моменты, когда нужно было переключать скорость. Я сел в машину, в которой уже сидели трое, и еще долго ждал, когда наберутся остальные пассажиры: машины здесь отправлялись только при максимальном заполнении. А потом перегруженные и проседающие они на полной скорости мчались вперед, не обращая внимания на чудовищное состояние каменистой грунтовки, распугивая облаками пыли бабуинов, которые приходили из глубины пустыни на обочины дорог, полагая, что здесь, во-первых, интересней, а во-вторых — больше вкусных отбросов.
Сомалилендский шиллинг
Мне нужно было поменять 50 долларов. В центре Харгейсы я обошел полдюжины обменных пунктов, каждый из которых представлял собой грубо сколоченную синюю конструкцию, напоминающую буфет. Курс был один — 6 тысяч сомалилендских шиллингов за 1 доллар. Самой крупной купюрой в Сомалиленде была бумажка в 500 шиллингов. На 10 долларов можно было получить полкило денег. По этой же причине каждый из буфетов имел огромный, затянутый сеткой отсек, в котором лежали кубометры денег. Я дал 50 долларов. Взамен мне дали восемь с половиной пачек. Они были распухшие и грязные. Купюры были переклеены скотчем и скреплены резинками. Они липли к рукам, некоторые осыпались трухой, как осенние листья.